37. (1) Наш государственный строй
не подражает чужим учреждениям; мы сами скорее служим образцом для некоторых,
чем подражаем другим. Называется этот строй демократическим, потому что он
зиждется не на меньшинстве [граждан], а на большинстве их. По отношению к частным
интересам законы наши предоставляют равноправие для всех; что же касается
политического значения, то у нас в государственной жизни каждый им пользуется
предпочтительно перед другим не в силу того, что его поддерживает та или иная
политическая партия, но в зависимости от его доблести, стяжающей ему добрую
славу в том или другом деле; равным образом, скромность звания не служит
бедняку препятствием к деятельности, если только он может оказать какую-либо
услугу государству. (2) Мы живем свободной политической жизнью в государстве и
не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не
раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие, и не показываем при
этом досады, хотя и безвредной, но все же удручающей другого. (3) Свободные от
всякого принуждения в частной жизни, мы в общественных отношениях не нарушаем
законов больше всего из страха перед ними, и повинуемся лицам, облеченным
властью в данное время, в особенности прислушиваемся ко всем законам, которые
существуют на пользу обижаемым и которые, будучи не писанными, влекут
общепризнанный позор [за их нарушение].
38. (1) Повторяющимися из года в год состязаниями и
жертвоприношениями мы доставляем душе возможность получить многообразное
отдохновение от трудов, равно как и благопристойностью домашней обстановки,
повседневное наслаждение которой прогоняет уныние. (2) Сверх того, благодаря
обширности нашего народа, к нам со всей земли стекается все, так что мы
наслаждаемся благами всех других народов с таким же удобством, как если бы это
были плоды нашей собственной земли.
39. (1) В заботах о военном деле
мы отличаемся от противников следующим: государство наше мы предоставляем для
всех, не высылаем иноземцев, никому не препятствуем ни учиться у нас, ни осматривать
наш город, так как нас нисколько не тревожит, что кто-либо из врагов, увидев
что-нибудь не сокрытое, воспользуется им для себя; мы полагаемся не столько на
боевую подготовку и военные хитрости, сколько на присущую нам отвагу в открытых
действиях. Что касается воспитания, то противники наши еще с детства закаляются
в мужестве тяжелыми упражнениями, мы же ведем непринужденный образ жизни и, тем
не менее, с не меньшей отвагой идем на борьбу с равносильным противником
<...>
40. (1) Мы любим красоту без
прихотливости и мудрость без изнеженности; мы пользуемся богатством, как
удобным средством для деятельности, а не для хвастовства на словах, и
сознаваться в бедности у нас не постыдно, напротив, гораздо позорнее не выбиваться
из нее трудом <...>
41. (4) Создавши могущество,
подкрепленное ясными доказательствами и достаточно засвидетельствованное, мы
послужим предметом удивления для современников и потомства, и нам нет никакой
нужды ни в панегиристе Гомере, ни в ком другом, доставляющем минутное наслаждение
своими песнями в то время, как истина, основанная на фактах, разрушит вызванное
этими песнями представление. Мы нашей отвагой заставили все моря и все земли
стать для нас доступными, мы везде соорудили вечные памятники содеянного нами
добра и зла. (5) В борьбе за такое-то государство положили свою жизнь эти
воины, считая долгом чести остаться ему верными и каждому из оставшихся в живых
подобает желать трудиться ради него <...>
Печатается по изд.: Фукидид. История. –
Репр.: М., 1915. – СПб., 1994. Т. 1. С. 120–123. Перев. с древнегреч. Ф.
Мищенко.
Использовано: Хрестоматия по истории Древней
Греции и Древнего Рим, составление и комментарии А. В. Постернака (Православный
свято-тихоновский богословский институт), второе издание, исправленное и дополненное,
Москва, 2000
Правописание изменено в соответствии с современными
нормами орфографии.
|